Секретный соболь: о делах с пушниной в стране

— Да, Союз объединяет порядка 70 крупных юридических лиц, которые представляют все секторы пушно-меховой индустрии страны. Интересы охотников-промысловиков представляют крупные компании — поставщики соболя на аукционы «Союзпушнина».

Кроме того, в составе Союза есть крупные звероводческие хозяйства, которые специализируются на разведении клеточного соболя, научно-исследовательские институты, занимающиеся профильными вопросами, и предприятия, связанные с переработкой шкурок и пошивом меховых изделий, а также торговые организации, которые реализуют готовые изделия. Нашей организации в этом году исполняется 20 лет.

— Какова история возникновения Союза? Он создавался как чья-то личная инициатива или это было требование времени?

— Наверное, требование времени. Инициаторами были люди, которых уже нет в живых: Ильдар Абдулович Акхузин, Виктор Григорьевич Чипурной, Анатолий Лазаревич Жемчужин и другие известные люди, кому судьба и будущее развитие меховой отрасли были небезразличны.

Мы зарегистрировались в 1997 году, а уже в 1998-м Союз приняли в состав Международной меховой федерации(ММФ), в которой состоят 45 государств. В то время интересы России на международной арене представляла «Союзпушнина».

Она же, кстати, была одним из организаторов этой международной федерации еще в 1949 году. Но СССР развалился, и от России в федерацию приняли наш Союз с сохранением членства «Союзпушнины». Президент Союза — член правления ММФ.

Кроме того, на базе Союза три года назад было организовано региональное отделение ММФ «Евразия», в которую вошли Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан и Турция. На очереди присоединение Узбекистана.

— Их приходилось убеждать объединяться или они согласились по доброй воле?

— Было желание крупных предприятий, которые столкнулись с высокой конкуренцией со стороны зарубежных производителей пушнины.

Например, к нам на рынок пришли Греция, Китай и другие крупные производители одежды, а мы оказались не готовы к борьбе с не всегда добросовестными импортерами. Нам потребовалась защита своих интересов на федеральном уровне.

Без прямого разговора с правительством решить все вопросы было нельзя. Поэтому объединялись осознанно. Всего было 17 учредителей — крупных предприятий меховой промышленности и специализированные звероводческие хозяйства, которые и создали Союз.

Сегодня белка и ондатра добываются лишь как попутные виды. Для сравнения: норка продается за 30–50 евро, а белка — за 3–5 евро.

Его задачи — поддержка и развитие отрасли, защита общих интересов, законотворчество, т.е. глобальные вопросы. В последние годы к нам активно стали присоединяться охотпользователи. Наверное, увидели, что мы делаем реальную работу. Раньше их были единицы.

— На каком уровне представлены охотпользователи?

— На уровне крупных поставщиков пушнины. Это представители Дальневосточного и Сибирского регионов, компании, которые имеют в долгосрочной аренде тысячи гектаров охотугодий и являются поставщиками 10, а то и 50 тысяч соболей на аукцион.

— Союз проводит какие-либо мероприятия?

— В 2014 году в Красноярске мы проводили очередной форум Союза по охотничьей тематике. Тогда остро стояли вопросы передела пушного рынка и реализации соболей. По результатам форума была выработана единая позиция участников, направленная на совершенствование действующего механизма оборота соболя и доведена до Правительства РФ.

Существовавшая ранее доктрина предусматривала, что около 90 % пушнины реализовывались через аукционы «Союзпушнины». Аукционы — это форма торговли мехом, принятая во всем мире и отработанная десятилетиями. Из пяти крупных международных аукционов Петербургский стоит особняком: специализируется на соболе.

Есть скандинавские аукционы (Копенгаген и Хельсинки), которые специализируются на норке и клеточной пушнине, есть аукцион в Торонто, также занимающийся реализацией охотничьей пушнины. И во всех странах-производителях клеточной и промысловой пушнины не менее 90 % шкурок реализуется через аукционы.

В 90-е годы, когда появились новые «хозяева», у многих возникла мысль: неужели мы сами не можем продать своих соболей? В результате кто поехал со своими соболями в Копенгаген, а кто улетел в Сиэтл. Но, как правило, их пушнина продавалась по более низкой цене, и в российский бюджет деньги практически не попадали.

В итоге растащили соболиный рынок по частям, и мы не знали, какой на самом деле оборот соболя в стране. В начале 2000-х, с приходом нового руководства «Союзпушнины» удалось консолидировать поставки и реализацию соболя так, что до недавнего времени 100 % соболя, который шел на продажу (в т.ч. на экспорт), реализовали только через аукцион «Союзпушнина».

Вот об этом и говорили в Красноярске — о прошлом и будущем отрасли. В этом году провели аналогичный форум в Иркутске.

— Кто и на каком уровне продавил идею о региональной площадке по реализации
соболя в Иркутске?

— Давно сложилась легальная, прозрачная система, позволяющая привлекать на аукцион покупателей со всего мира и получать максимальные цены за выставленную пушнину. По нашему мнению, настоящая конкуренция — это конкуренция покупателей за товар, а не продавцов за покупателей.

Правильно, когда сто покупателей приехали со всего мира и каждому надо купить определенное количество требуемого качества соболей. И они знают, что если они не купят здесь, то нигде не купят вообще. Так и только так должно быть! Но почему-то идея создания собственного аукциона казалась очень привлекательной для региональных руководителей.

Правда, говорили они, при условии, что госбюджет даст денег. Называли цифры: 100, 200 миллионов рублей. До сих пор не могу понять, зачем надо тратить бюджетные деньги, ломать сложившуюся систему торгов, дезориентировать покупателей.

Лот дикого соболя на аукционе «Союзпушнина».

Итоги проведения первого Байкальского аукциона четко показали, что соболятники в этом сезоне потеряли на цене соболя 10–15 % от цены. Покупатели и не скрывали, что они приедут в Иркутск за качественным мехом только при более низкой цене. Аукционная торговля — это тонкий и деликатный бизнес, который не терпит импровизации.

— Какое будущее у Байкальского аукциона? На уровне региональных элит будущее может казаться перспективным, но на уровне руководства страны…

— Думаю, теперь аукционная торговля соболем не всем представляется увлекательным и очень прибыльным делом. Создание региональных площадок — дело вредное, но они не запрещены законодательством. Хочешь проводить свой собственный аукцион — проводи! Только какова цель?

Как мы выяснили в приватных разговорах с организаторами этого мероприятия в Иркутске, одним из мотивов для организации Байкальского аукциона послужила некая обида: кто-то кого-то когда-то обидел в Санкт-Петербурге при продаже его соболей. Что ж, если это считается достаточной причиной для организации такого серьезного мероприятия…

По-моему, Байкальский аукцион и другие региональные площадки перспективы не имеют и не должны иметь. Для продолжения опасного эксперимента требуется участие бюджетов, в том числе и регионального.

В руководстве Иркутской области уже задумались, насколько целесообразно поддерживать это мероприятие, ведь для бюджета области оно практически ничего не дало.

Если бы в Иркутске продавали резидентную пушнину, то бюджет получил бы значительные средства от налоговых поступлений на всех уровнях, а поскольку продавали магаданских и камчатских соболей, то в бюджет поступили только налоги от комиссионных сделок, а это явно не те деньги, которые были обещаны.

Сегодня авторитет Петербургского аукциона стал еще выше, и в ближайшие десятилетия перебить его, наверное, не удастся. Для этого требуются колоссальные деньги и репутация. Этого не смогли сделать в конце 90-х годов, когда в пику Ленинградскому аукциону хотели сделать Московский пушной аукцион.

Было даже распоряжение премьера В.С. Черномырдина по вопросу его финансирования. Привлекли членов правительства, мэра Москвы Ю.М. Лужкова, планировали провести его аж в Кремле. Но несмотря на такие силы и помощь бюджета, аукцион сорвался. Заготовители пушнину не привезли, и покупатели не приехали.

— Меня пример Москвы не так настораживает, как пример Байкальского аукциона. У нас по стране много ушлых предпринимателей. Ведь все это уже было в 90-е и кончилось тем, что у инициативных граждан первоцветный соболь уходил на международных аукционах за полцены за «хвост». Сегодня, несмотря на это, мы вновь видим попытки подобной инициативы.

— Согласен. Поставки в Копенгаген начинались со 120 тысяч шкурок соболей, но кончилось все закономерно. Потому что обрушилась цена. Все знали, что в Копенгаген едут за норкой, торговля которой там составляет от 14 до 17 миллионов в год. Любая партия соболя — это попутный товар.

Покупатель готов был взять соболя по выгодной для него цене. Потому что из мелких партий невозможно сформировать полноценные лоты. Особенно если говорить о седом соболе. Его всегда немного, и, чтобы собрать лот седого соболя, нужно привлечь несколько кряжей. Тогда за него можно получить высшую цену.

Самые высокие цены имеют лоты, которые однородны по цвету, качеству и структуре меха, а для этого нужны очень большие массивы сырья, сосредоточенные в одном месте. Чтобы создать полноценный аукцион, необходимо начинать торги как минимум со 100–150 тысяч шкурок.

На аукционах «Союзпушнина» любой человек в режиме онлайн видит, какие объемы шкурок и по какой цене продаются. Все предельно открыто и ясно. Знаете, почему еще появилась идея с Иркутском?

Интерес к «карманной» площадке возник на пике цены на пушнину в 2014–2015 годах, когда торговалось 700 тысяч шкурок соболя при среднем годовом обороте 400–450 тысяч. Колоссальные обороты! Все засуетились, забегали, вот и захотелось кому-то подзаработать.

— Существует ли, по Вашему мнению, незаконная добыча соболя?

— Аукцион иногда винят, что он торгует незаконно добытой пушниной и способствует перепромыслу. Однако квоты на добычу соболя субъектам выделяет государство, исходя из учетных данных, полученных неясно как и когда, не меняющихся многие годы.

Естественно, они не всегда совпадают с объемом реализуемых соболей на аукционе. Происходит это главным образом за счет свободной добычи соболя коренными малочисленными народами Севера (КМНС). Вот где простор для всяких перекупщиков и спекулянтов.

Надо срочно отрегулировать нормы добычи соболя коренными народами, но нам говорят, что этим мы будем ущемлять их права. Абсурд!

Интересен и тезис о хищнической добыче соболя в стране. По мнению экспертов, заготовителей, промысловиков и поставщиков, идет недопромысел этого ценного вида.

Это в советское время охотника забрасывали в самую глушь на вертолете, а сейчас он в тайгу забрасывается за свой счет. Поэтому и охотится поближе к жилью и дорогам, рекам. А на удаленных участках тайги соболь свободно размножается и во время миграций спускается в легкодоступные места.

Лот седого соболя на аукционе «Союзпушнина».

Сегодня регулирует добычу, как ни странно, сам рынок. Есть высокая цена на соболя — все пошли в тайгу, даже ленивый. Упала цена в два раза — на следующий год продали лишь 400 тысяч «хвостов».

Сидит охотник дома и смотрит, как торгуют соболя и есть ли смысл в тайгу идти. В Петербурге по дикому соболю проводятся два аукциона: в январе и апреле. Если в январе он прошел по высокой цене, все сразу бегут в тайгу, чтобы что-то добыть к апрельским торгам.

Да, у нас были годы, когда добывали соболя слишком активно и на его добычу вводили запрет. На сегодняшний день такой опасности нет. То что из года в год количество продаваемых на аукционе шкурок превышает квоты на его добычу, говорит не о том, что соболя уничтожают, а о том, что государство должно что-то делать с квотами.

Мы вообще ставим вопрос об отмене квот и предлагаем выдавать разрешение по факту добычи. Охотник вышел из тайги и тут же приобрел разрешение на столько соболей, сколько добыл. А как иначе?

Он же не знает, сколько в сотню его капканов попадет зверьков: 50, 20 или 10. Если он купил разрешение на добычу 30, а добыл 50 соболей, он что, уже преступник и должен выкинуть соболей из капканов?

— Охотник, конечно, не будет выбрасывать пойманных зверей, а продаст барыге, а тот пустит их под добытых КМНС. Вы по этому вопросу с Департаментом охоты Минприроды России работаете?

— Да. Считаю, что МПР должен быть защитником продвижения интересов промысловиков и поставщиков. По вопросам, связанным с оборотом соболя, нас принимал министр С.Е. Донской. Пришлось ему объяснять беспочвенность обвинений аукционов «Союзпушнина» в незаконном обороте пушнины. Нам кажется, он нас понял правильно.

— Знаете, что меня настораживает? Рядом Китай; найдут какого-нибудь упористого китайца, который захочет активно поучаствовать в разделе рынка мировой торговли соболя, и вновь возникнет идея «мы сами могём».

— С Китаем сложно. У них действует запрет на добычу соболя на территории страны и ввоз необработанной пушнины этого типа. Закупается соболь только через посредников, и они могут ввозить лишь полуфабрикат или готовую продукцию. Это делается для того, чтобы не поощрять браконьерство.

Для примера. В 1991 году китайцы производили 700 тысяч голов клеточной норки, а в 2014-м — почти 80 миллионов. С 2002 года я боролся за запрет вывоза живых соболей (и клеточных, и диких) за пределы РФ. Были попытки Китая, Скандинавских стран и США получить поголовье клеточного соболя. Дикаря вывезти было очень сложно, поэтому целились на клеточного соболя.

На тот момент у нас было 10 предприятий по разведению соболя, и с директорами старой закалки удалось договориться не продавать за рубеж ни одного живого зверька. Все понимали, что если мы отпустим соболя в Китай, то через 10–15 лет можем забыть о монополии на него и национальном достоянии.

Однако только в 2017 году государством было принято решение запретить вывоз живых соболей с территории Евразийского экономического союза.

— Это на уровне закона?

— Это решение Евразийской экономической комиссии. С 2002 года, когда этот процесс начался, мы и президенту писали, и премьерам. Они давали поручения министерствам и ведомствам решить вопрос положительно.

Все высказывались за, но решение о запрете вывоза национального достояния страны не принималось. А это достояние, потому что только в России освоено клеточное разведение соболя. В 50-е годы на базе московского зоопарка профессор Мантейфель получил первый приплод от диких соболей.

Началось его промышленное разведение, и сегодня действует разработанная Союзом отраслевая программа развития клеточного соболеводства с производством до 100 тысяч в год к 2021 году. И, надо сказать, успешно достигнута отметка в 65 тысяч шкурок.

Но, к сожалению, государственная поддержка программы прекратилась.

— А лидеры кто?

— Лидеры у нас старые: Салтыковское и Пушкинское зверохозяйства, хозяйства Ленинградской области. Появились новые предприятия в Тверской области, Краснодарском крае, Костроме. Это достаточно прибыльный  бизнес.

Более 90 % продукции идет на экспорт, поэтому нашей задачей было не допустить продажу соболей даже своим ближайшим соседям. Хорошо известно, что произойдет завтра, если разрешить продажу клеточных соболей.

В 90-е годы из Ленинградской области клеточные животные были проданы в Латвию, а из Латвии благополучно перекочевали в Скандинавию. На нашу радость, датчане не смогли освоить промышленное разведение соболей. Но китайцы, уверен, освоили бы.

Вот такая ситуация сложилась на рынке. Я иногда шучу, что последние годы у нас самый главный политический зверь — соболь!

После медведя, конечно. Ни одному виду промысловых животных не посвящено столько правительственных поручений и многочисленных межведомственных заседаний, как правило, в режиме ДСП,  как соболю, что превратило его еще и в секретного зверя.

И в результате многие эксперты-профессионалы оказались отрезанными от решения конкретных вопросов, связанных с оборотом соболя.

Участники Международной конференции «Пушной промысел в 21 веке. Россия и мир».

— РФ ратифицировала Соглашение по гуманным капканам. Но это удар по охотнику: капканы дороги и малоэффективны. Почему не удалось противостоять этой идее?

— Кроме нас, его ратифицировали Евросоюз и Канада, американцы в этом соглашении присутствуют в качестве наблюдателей. Если бы мы не подписали и не ратифицировали Соглашение, то путь соболиной пушнины на международные рынки был бы закрыт.

— По сути дела, эта некая ограничительная мера против российского производителя пушнины?

— Да. Правда, она как бы идет в рамках борьбы за соблюдение прав животных. К счастью, у нас уже есть предприятия, которые производят эти капканы. Качество, по мнению охотников, не очень высокое, поэтому необходимо доработать их конструкцию. Для этих целей при Центрохотконтроле создан центр сертификации капканов.

На каждом форуме, где рассматриваются итоги по выполнению данного соглашения странами-участницами, все хотят услышать, как в России применяются гуманные капканы… Недавно было принято решение, что без сертификации звероводческих ферм на соответствие международным стандартам по выращиванию пушных зверей ни одна шкурка после 2018 года не будет поступать на аукцион. И вовремя!

В прошлом году представители торгового дома Fendi потребовали от аукциона «Союзпушина» выдавать сертификаты, что проданные шкурки диких соболей добывались с применением гуманных капканов, а клеточные выращивались в нормальных условиях содержания и кормления. С декабря прошлого года аукцион начал выдавать такие сертификаты покупателям соболиной пушнины.

— Клеточный соболь составляет конкуренцию дикому?

— По структуре, размеру и качеству это разный соболь. Благодаря селекции производителей клеточный крупнее и однороднее по цвету. Он обладает более грубой структурой волосяного покрова и идет в основном на отделку изделий (рукава, воротники).

У него есть своя ниша на рынке, но его не должно производиться более 100 тысяч в год, тогда он будет востребован. В лучшие времена дикий соболь добывался по 600–700 тысяч в год. По нашему мнению, общее количество заготавливаемого в год соболя обоих видов не должно превышать 900 тысяч штук.

— А в денежном выражении?

— Разница в цене 10–15 %. Конкуренции дикарю клеточный соболь не составляет. Но есть еще один важный момент. Клеточный соболь — это подушка безопасности на случай, если природные запасы зверька будут истощены в силу пожаров, интенсивных лесозаготовок, наводнений. Это ресурс для наших потомков.

— Кто главный покупатель пушнины?

— Если говорить о соболе, то европейцы, модные дома из Италии, Греции. Достаточно много покупают американцы. В последнее время повысилась активность покупателей из КНР: более 70% клеточной пушнины, в основном норки, уходит в эту страну.

Организаторы Международной конференции «Пушной промысел в 21 веке. Россия и мир»: Министерство природных ресурсов и экологии Российской Федерации при поддержке Российского пушно-мехового союза, аукционной компании «Союзпушнина», Международной меховой федерации (IFF).

— На каком месте по совокупному доходу от пушнины находится Россия?

— Если в советское время любой пушной зверек, начиная с суслика, зайца, крота, шел на производство меховых изделий, то сегодня заготовка ведется только по особо ценным видам — соболю и кунице.

Кроме того, потеряны ведущие позиции по клеточной пушнине. В 1991 году страна производила примерно 30 % мирового объема производства звероводческой пушнины. Вместе с дикой пушниной выходили на 35–40 % мирового производства шкурок пушных зверей. Сегодня это 3,5 %.

В СССР было 586 предприятий, которые занимались производством клеточной пушнины. Сегодня в России осталось 32 хозяйства. Утрачено звероводство в Карелии, Приморье, на Сахалине, Камчатке. В советское время на закупку племенных зверей средства в Госплане СССР прописывались отдельной строкой в размере 2 млн инвалютных рублей.

Это были колоссальные деньги по тем временам, что позволило нам сконцентрировать в стране все породы и типы пушных зверей, разводимых в мире.

— Есть ли у отрасли еще проблемы?

— Разумеется есть! Например, на форуме поднимался вопрос ограничений на получение наличных средств. Банки вводят их под предлогом борьбы с терроризмом. Но что делать в тайге с кредитной картой? Как рассчитаться с охотником за пушнину? Охотник хочет только наличных денег, потому как только за них он и продукты купит, и горючку.

Мы обратились по этому вопросу к министру С.Е. Донскому и  главе Центробанка Э. Набиуллиной, попросили решить этот вопрос исходя из специфики отрасли, ведь речь идет о расчетах за дорогостоящую продукцию на миллионы рублей в отдаленных и труднодоступных регионах страны.

— Устраивает ли Вас сегодняшнее законодательство об охоте, ведь в законе нет и слова о промысловых охотниках? Следует ли вносить в закон изменения, которые регламентировали бы заготовку пушнины?

— Думаю, это необходимо сделать. Промысловиков надо выделить в отдельную категорию охотников, предоставить определенные преференции, создать необходимые условия охотпользователям, которые на долгосрочной основе занимаются заготовкой пушнины.

Необходимо разобраться и с правами на безлимитную охоту коренных народностей севера. Не буду углубляться, но много проблем связано с законом о КМНС. Необходимо совершенствовать его положения.

Всем понятно, что пушной промысел является традиционным видом деятельности для коренных и малочисленных народов. Но нужно установить справедливые нормативы добычи зверя и рыбы, необходимые каждой семье для жизни.

— Насколько я помню, в СССР такие ограничения были.

— Были. Но тогда оборот пушнины регулировался государством. Все, что заготавливали, сдавали государству. Конечно, и тогда имелась левая пушнина, но контроль государства был очень серьезный. И уголовных дел хватало.

— Готовят ли сегодня товароведов-меховщиков?

— Практически нет. Только в Московской ветеринарной академии сохранился факультет товароведения. Студенты проходят практику на аукционах «Союзпушнина». Союз им помогает, финансирует их проживание, проезд.

Специалисты, которые сегодня есть в «Союзпушнине», — все выпускники ветеринарной академии «советского розлива».

Об упадке привлекательности нашей отрасли красноречиво говорит тот факт, что в советское время конкурс в Московской ветеринарной академии составлял 10 человек на место и принимали 120 студентов. Сейчас еле набирают 40 человек.