Бывает…

 

На охоте всякое бывает… Успех и неудача, момент гордости за удачный выстрел и горькое разочарование от промаха, радость, вызванная великолепным трофеем товарища, и ситуация, когда приходится краснеть за допущенную ошибку…

Мы с другом Максимом приехали в Уломское охотничье хозяйство на осеннюю охоту. Кто бывал в тех местах, наверняка, помнит особый цимус, сопровождающий охотников в этих, пусть недалеких, но каждый раз незабываемых путешествиях. Поезд, отходящий с Савеловского вокзала в начале одиннадцати вечера; обстановка спокойного, по сравнению с поездами южных направлений плацкартного вагона; в Весьегонске – пробежка с неподъемными рюкзаками от железнодорожного вокзала до пристани, где поджидает фелюга с представителем хозяйства; восхищения множеством утиных стай, наблюдаемых, пока переправляешься на противоположный берег Рыбинки; новости от охотников, встретившихся на базе…

Удивительно, но, сколько бы мы ни приезжали в Весьегонск, почти всякий раз на вопрос: «Как успехи?», слышали, мол, все очень плохо, утки нет, мол, напрасно приехали и больше сюда ни ногой… Но самое удивительное, что из сезона в сезон говорили это одни и те же люди, которые «больше ни ногой».

У нас с Максимом от пребывания в тех местах всегда были самые приятные впечатления и оставались самые дорогие воспоминания. И охотились мы знатно, и рыбы ловили в таких количествах, что всю базу угощали, и грибы собирали – корзинами, а клюкву – рюкзаками! Может быть те «неудачники» просто-напросто ненавязчиво вводили нас в заблуждение?

В тот раз первый, встретившийся на базе охотник, был нам хорошо знаком по прошлым поездкам. Мы с Максимом между собой называли его Низкорослый. Он был невысокого росточка, всегда чем-то недоволен, ворчлив. На охоту ходил со стареньким спаниелем, каждый раз беря с собой десятка два утиных чучел и почти всегда возвращался без трофеев.

– Сейчас, как всегда, охоту будет хаять, – шепнул мне Максим, прежде чем поздороваться с ним и спросить, как дела.

– Дела – хуже некуда, – раздраженно ответил тот. – Утка практически не летает. За неделю всего одного чирка добыл. А другие – вообще пустые домой укатили. И вы зря приехали…

– Хоть рыбки половим, – не стал вступать в бесполезный спор Максим.

– Да и с рыбой в этом году очень плохо. Не поймаете вы ничего, – буркнул в наши спины Низкорослый.

Вот здесь он был не прав на все сто. Если утки и в самом деле могло не оказаться, то рыбе из водохранилища деться было некуда, а значит, уж на уху-то мы наловим обязательно.

Доказали мы это очень быстро. Заселились, распаковали вещи и, даже не перекусив, поспешили на берег со спиннингами, ведь заливчик, соединяющий водоем заказника с водохранилищем был буквально под окнами базы. Ловили не больше двадцати минут и… вернулись на базу, имея на двоих три щучки граммов по шестьсот каждая и с десяток окуней. Вот вам и уха. Низкорослый, увидев как мы чистим рыбу, ничего не сказал, наверное подумал, что с собой ее привезли…

Вечерняя зорька нас тоже порадовала, впрочем, как и все зорьки на Рыбинке. Утка, вопреки чьим-то прогнозам, летала, и то, что на двоих у нас оказался лишь один кряковой селезень, было лишь следствием не очень меткой стрельбы – несколько хороших возможностей и я, и Максим упустили.

Однако и этот результат поверг нашего коллегу со спаниелем в немалое уныние. Максим не удержался и, как всегда, поинтересовался у того результатом охоты. Из ответного ворчания мы разобрали только что-то типа: «Везет этим салагам!» Когда же мой друг спросил, где именно он охотится, Низкорослый и вовсе не удостоил его ответом. А мы-то хотели подсказать ему парочку обнаруженных сегодня неплохих мест, до которых и добираться недалеко (человек он, как-никак, пожилой), да и утка там летала…

Сами же на утренней зорьке собирались разведать неизвестные нам места на большом острове, расположенном километрах в двух напротив базы. Переправились на остров на лодке, когда только-только начало рассветать. Сильно заросший кустарником и высоким тростником, имеющий множество мелководных заливчиков и проток, он служил уткам идеальным прибежищем. Мы рассудили, что мало проку от сидения на одном месте в ожидании налета дичи, гораздо эффективнее походить, потоптать.

Воды в тот год было много, а суша, как таковая, на острове почти отсутствовала. Максим в непромокаемом гидрокостюме чувствовал себя увереннее, чем я себя в болотниках. Поэтому он выбрал направление, где предположительно было поглубже. Прежде, чем разойтись, договорились встретиться после первого добытого трофея.

О том, что утки на острове хватает, стало ясно сразу: на воде плавал пух, то тут, то там за густыми зарослями слышалось покрякивание, хлопанье крыльев. И очень быстро со стороны Максима раздался дуплет. Я приготовился и… вот она – стайка чирочков. Промелькнула в прогале между кустов. Я все-таки ожидал, что они пойдут выше, и, наверное, поэтому не успел выстрелить. И тут же показался еще один чирок, который прямо передо мной почти вертикально начал набирать высоту. Промахнуться было трудно. И очень хорошо, что битый чирок упал прямо мне под ноги – не пришлось искать.

Пока я шел к Максиму, друг вновь отдуплетил. Вспугнутые утки пролетели прямо над моей головой, но вокруг были такие заросли, что стрелять не представлялось возможности. Через пару минут заросли кончились, и я увидел друга, медленно идущего по грудь в воде, держащего в поднятых руках ружье и утку! Ему посчастливилось подстрелить широконоску, но если бы не гидрокостюм, утка, наверняка бы, пропала.

Перейти узкий, но глубокий залив невозможно было и в гидрокостюме, и нам пришлось его обходить. Зато в самом его конце чуть ли не из-под ног поднялись две кряковых. Два выстрела, и обе упали в тростник. Ох, и немало же пришлось потратить сил, чтобы прочесать его вдоль и поперек, и все равно найти лишь одну из двух уток! Вторую, видимо, только подранили.

Охота очень интересна. В любой момент утка может подняться с воды или налететь с любой стороны. К выстрелу приходится быть готовым постоянно, и в этом и вся прелесть. Высокая вода мешала – во многих местах я передвигался буквально на грани затопления сапог. Но рисковать промочить ноги стоило. Вот на воде на пределе выстрела показался силуэт утки, заплывающей за полоску камыша. Выстрелил навскидку. Удачно. Зато пока доставал ее, зачерпнул-таки в сапоги холодной октябрьской водички…

А места с противоположной стороны острова, – чем дальше, тем симпатичнее. И чтобы до них добраться, мы решили воспользоваться лодкой. Пока возвращались к ней, пока огибали остров, прошло прилично времени, и сложилось такое впечатление, что утка успела его покинуть. Во всяком случае, на глаза она не попадалась, хоть мы и обследовали одно укромное местечко за другим.

Максим высказал предположение, что сидящая на воде утка, слыша всплески весел, успевает уплыть и надежно спрятаться в заросли. Он решил немного изменить способ передвижения: вылезти из лодки и тащить ее за собой (благо мы как раз вышли на неглубокий участок, где воды было пониже пояса), в то время как я в любой момент буду готов к выстрелу.

Мы продвинулись таким образом совсем немного, когда я сквозь камышинки различил на воде темные и вроде бы движущиеся комочки. Утки! Стая!!! Но далековато. Шепнул об этом другу, и он стал продвигаться вдвойне аккуратно. Метр за метром приближались мы к стае, которая пока вела себя спокойно. Но злоупотреблять этим спокойствием нельзя и, когда до дичи осталось около тридцати метров, я попросил Максима остановиться. Через несколько мгновений я поднялся во весь рост, отдуплетил по стае и… с удивлением увидел, что все до одной утки не обратили ни на выстрел, ни на меня никакого внимания.

– Ну? – нетерпеливо выдохнул друг.

– Кажется, Макс, я по чьим-то чучелам саданул, – высказал я не очень приятную догадку. И только после этого слева совсем рядом от нас раздался полный негодования голос:

– Что же вы, салаги, делаете? Все чучела мне раздолбали! Всю охоту испортили!!!

– Так вы хотя бы покашляли, предупредили, когда мы приближались. Неужели не видели нас, не слышали? – хоть как-то попытался защититься я.

– А у самих-то глаза на что?! – продолжал кричать охотник, которого поддержал заливистый лай спаниеля.

Извинившись, я налег на весла, спеша убраться с места «преступления» и не обращать внимания на Максима, который успел забраться в лодку и теперь держался за живот от смеха.

– Ну, Женя, опозорились мы, – наконец, сказал друг. – Теперь этот Низкорослый проходу нам не даст. Растрезвонит всем, какие мы салаги и чайники…

И Максим оказался прав. Все остальное время, пока мы жили на базе, при встречах с пострадавшим охотником, тот напускал на себя обиженный и в то же время высокомерный вид, а иногда и бросал пару нелестных слов. Я еще пару раз приносил извинения, чем добивался от него лишь несколько дополнительных теплых словечек. Что ж, на охоте всякое бывает. В тот раз я и в самом деле опозорился – не смог отличить чучела от живых уток…

Евгений КОНСТАНТИНОВ