Значительную территорию Московской области занимают леса, населенные самыми разными животными. Для сохранения зеленых насаждений и их обитателей нужно проводить серьезную каждодневную работу: о своих буднях РИАМО рассказал главный охотовед Военно-охотничьего общества Антон Кирьянов.
— Я всегда думала, что лесным хозяйством занимаются егеря, но оказалось, что леса и поля находятся и в ведении охотоведов. Какая вообще разница между охотоведом и егерем?
— Стать егерем несложно: ты должен быть охотником, иметь оружие и навыки владения мотовездеходным транспортом, различать виды охоты. Но егерь — это, по сути, разнорабочий, который выполняет распоряжения охотоведа. А охотовед раздает егерям указания и в целом следит за ситуацией на вверенном участке, так как это специалист с высшим образованием, который учился несколько лет в профильном вузе.
— Чему учат в таких вузах и что охотовед должен знать и уметь?
— Дисциплин очень много. Например, нужно знать действующее законодательство, регламентирующее сферу охоты. Также охотовед изучает кинологию, ветеринарию, биологию, то есть строение организмов диких зверей и птиц, их жизненные циклы, предпочтения в кормовых и защитных стациях (местах с определенными условиями, необходимыми для обитания конкретного вида — прим. ред.) и многое другое.
— Вы контролируете только охоту или еще, например, ведете учет животных, следите за их миграцией?
— Все, что вы перечислили, входит в обязательные работы. Еще мы проводим биотехнические мероприятия, чтобы сохранить природу и животных, улучшить их продуктивные свойства. Этим мероприятиям посвящен целый раздел охотоведения — биотехния.
Например, есть такое понятие, как оптимальное число охотничьих ресурсов. Возьмем, к примеру, лосей. На 1000 гектарах свойственных данному виду угодий в идеале должно жить 12-15 особей. А если их станет, скажем, 20 и более, они довольно быстро съедят весь подлесок, и лес погибнет. Поэтому мы проводим учетные работы и подсчитываем численность диких животных, прогнозируем объемы их добычи, подаем в уполномоченные государственные органы результаты учетных работ, получаем утвержденные квоты добычи на тот или иной вид охотресурсов. При этом мы заинтересованы в том, чтобы животных было больше, ведь тогда мы сможем выдать больше разрешений на право охоты и привлечь большое число охотников.
Еще мы строим солонцы, кладем туда большие куски соли, которая жизненно необходима не только лосям, но и другим животным. Если не станет солонцов, звери будут покидать место обитания, искать соль на обочинах дорог, где их может сбить машина.
Кроме того, мы заготавливаем и корм — сено, солому и овес, — чтобы животные зимой не голодали. Кормушки, кстати, тоже должны быть далеко от дороги, потому что животные рядом с ними зимуют.
— А как же без солонцов и кормушек обходились предки нынешних животных?
— Раньше зверей было в десятки раз меньше, и природного пищевого ресурса им хватало. Сейчас ситуация поменялась, зверей стало больше, завезены новые виды. В Московской области, например, никогда не было пятнистого оленя — а теперь его здесь более 2000 особей. Раньше было 200-300 особей косуль, но благодаря нашей работе их популяция увеличилась и приблизилась к 3000 особей. В наших лесах в зимний период без подкормки человека смогут выжить только сильные животные, поэтому без нее в зимние месяцы не обойтись.
При этом мы следим, чтобы животные к нам не привыкали, не приходили кормиться с рук. Дикий зверь должен бояться человека и избегать его, потому что он — опасный враг.
— Как вы считаете животных? Например, за день вы встретили трех лосей — как вы можете знать, что это не один и тот же?
— Обычно учетом занимаются егеря. Они находятся рядом с подкормочными площадками и фиксируют приход животных. При этом они знают скорость перемещения зверей и с ее учетом делают выводы, было ли повторное посещение площадки одной и той же особью.
Зимой мы проводим зимний маршрутный учет: мы фиксируем число следов на определенной площади, а потом по особой сложной формуле высчитываем, сколько животных оставили эти следы.
— Отвечает ли охотовед за поведение охотников?
— Да, в идеале охотник должен добывать зверя в установленные сроки, имея на руках разрешение на владение оружием и разрешение на охоту.
— А в какие сезоны охота запрещена?
— Проще сказать, когда она разрешена. С 1 сентября до 10 января длится охотничий сезон на копытных животных, причем самок нельзя отстреливать весь сентябрь, а коллективная, или загонная охота разрешена только с 1 октября. Все остальное время — летом, весной, большую часть зимы — охотиться на лосей, оленей и других копытных нельзя.
Перед каждым сезоном мы проводим скрупулезное планирование, чтобы рационально использовать популяции диких животных. Например, мы знаем, что к концу сезона на 1000 гектаров угодий у нас должно быть шесть самок лося и четыре самца, чтобы сохранить половой баланс популяции.
— Мы много говорим про охоту на копытных, а что насчет маленьких зверей — лисиц, например?
— Есть такое понятие, как вредные хищники. Их популяция не должна расти. К ним мы относим лисицу, волка и енотовидную собаку — это не енот, а совсем другой вид, завезенный на территорию Центральной России с Дальнего Востока. Его считают вредным, потому что он разоряет гнезда уток и других птиц, гнездящихся на земле.
А численность лисиц мы стараемся сокращать, потому что лисы переносят заболевания, опасные как для животных, так и для людей. На 1000 гектаров их не должно быть более двух-трех особей. В Московской области их сейчас немного больше — пять-семь особей на 1000 гектаров. В сезон охоты мы должны свести это количество к норме, потому что весной самки приносят новый приплод. Если лисиц будет слишком много, они будут заражать друг друга и других обитателей леса, и в итоге все могут погибнуть от болезней.
— Получается, в давние времена, когда тут не было людей, лисицы сами регулировали свою численность, чтобы не погибнуть?
— Тогда их здесь обитало значительно меньше, ведь не было такого количества населенных пунктов, дачных поселков, мусорных контейнеров. Дачники видят лисичку и радостно ее подкармливают, не думая о последствиях.
Например, ситуация: дачник видит, что лежит олененок, подвернул ножку. Дачник, разумеется, старается ему помочь: перевязать, накормить, поставить на ноги или забрать его домой, чтобы спасти. Но из-за этих действий животное погибнет: запах человека останется на его шерсти, и когда олениха вернется к детенышу, она почует человеческий запах и просто уйдет из-за страха.
— А профилактику заболеваний, например, бешенства, вы тоже проводите?
— Да, егеря раскладывают приманки с вакциной там, где проходит большое число животных. Вообще, сама вакцинация проходит довольно небанальным образом. Есть приманка, внутри нее — капсула с жидким препаратом, обернутая в фольгу. Когда лисица прокусывает фольгу, она ранит десну — так препарат попадает в кровь. К сожалению, иммунитет пропадает через год, поэтому ревакцинацию приходится проводить регулярно, причем в теплые сезоны, когда вакцина жидкая.
Основные переносчики болезней — лисица, енотовидная собака, куница. Они могут заразить чумой, бешенством, энцефалитом. Травоядные тоже могут болеть, но они не кусаются. А вот укус больного хищника — это всегда большой риск.
— Существует мнение, что работники лесного хозяйства — этакие молчуны-одиночки, которые мало общаются и все свое время проводят в лесу.
— Для егеря и охотоведа общение с людьми — одна из основных задач. Нет, конечно, в Зауралье егерь может выйти на работу в лес и пять дней ходить в чаще совершенно один. Но у нас в Московской области довольно высокая численность населения, много СНТ и дачных поселков. И это даже удобно: люди могут заметить что-то необычное, проинформировать о незаконной охоте. Когда у егеря в ведении 10 тысяч гектаров, без информаторов ему не справиться.
— Чем занимаются охотоведы в период, когда охота запрещена?
— В весенние месяцы мы засеиваем поля, в некоторых случаях нанимаем технику для этого, но чаще используем свою. У нас есть большие поля овса, где летом кормятся кабаны, тетерева, рябчики. Также мы заготавливаем сено — в зимние месяцы им кормим оленей и косуль. Корм такого рода можно и покупать, но это очень затратно: тонна пшеницы стоит 12-15 тысяч рублей, а если мы засеем тонну овса, то вырастим пять тонн злаков.
— Со стороны ваша работа опасной не выглядит. Но есть мнение, что охотоведы и егеря работают с риском для жизни.
— Да, это правда, ведь мы имеем дело не только с животными, но и с охотниками. А охотники иногда употребляют спиртные напитки и при проверке проявляют агрессию. При этом они все вооружены. Ну а самые опасные случаи происходят при задержании браконьеров. Вот эти люди способны на самые необдуманные поступки, чтобы избежать наказания. В таких конфликтах работник охотхозяйства может и погибнуть.
— Как выглядит типичный браконьер?
— Эти люди садятся на дорогостоящие внедорожники с винтовками стоимостью в несколько миллионов рублей, у них есть тепловизоры, приборы ночного видения… Они, как правило, готовы подстрелить кого угодно: люди получают адреналин, и разрешение на охоту их не интересует.
Наши суды, конечно, пытаются бороться с браконьерами. Теперь даже нахождение рядом с подстреленным животным — уже подсудное дело. А перевозка, разделка дикого зверя приравниваются к браконьерству. Но современное законодательство недоработано: преступник может стрелять и уходить от ответственности, а человек, который работает на страже закона, стрелять не может. Поэтому наши средства поимки браконьеров довольно ограничены: мы можем блокировать выезды из охотничьих угодий, часто своими собственными машинами, и вызвать полицию и представителей госохотинспекции, чтобы она начала следственные действия.
— Антон, чем вас привлекла эта работа?
— С юных лет я увлекался охотой и естествознанием. Биология еще в школе была моим любимым предметом, и все свободное время я проводил на природе.
Я сам изучал книги по охотоведению, постоянно тренировался по ним. Но я в тот момент еще не знал, что есть такая профессия — охотовед.
В 18 лет меня призвали в армию, потом я служил по контракту, получил техническое и высшее образование по специальности «охотовед» — и вот, наконец, я там, куда стремился с раннего детства. В 33 года я как военный вышел на пенсию, а на следующий день уже работал охотоведом. Так что вопрос о выборе профессии передо мной не стоял. Любимое дело стало моей работой. И, несмотря на сложности и опасности, я не представляю себя специалистом другой области.