О том, как дядя Гена Шубу достал. В прямом и переносном смысле

Известный рыболов-спортсмен Серега Костиков по прозвищу Шуба давно и хорошо знал не менее известного рыболова дядю Гену, имеющего прозвище – Гена Геныч.
Больше всего прославился дядя Гена умением ловить рыбу по открытой воде на мормышку с удочкой, оснащенной боковым кивком. По весне умело тягал крупную шершавую плотвицу на мормышку с кембриком, или кусочком поролона; летом на ту же мормышку с навозным червем или ручейником показывал на речках мастерство в ловле полосатого окуня и бойкого ельца, а на озерах – бронзовобокого линя, и зубастой щучки, неплохо приспособился ловить с лодки на бортовую удочку подлещиков, лещей и даже судачков. Любил Гена Геныч порыбачить на мормышку и зимой. Вот об одной такой рыбалке и пойдет наш рассказ.
В один прекрасный день самого конца марта довольно внушительная компания рыболовов-спортсменов приехала на базу «Большая Волга», чтобы посоревноваться в Техническом заливе по подледной ловле рыбы на блесну. Ледок, надо сказать, в некоторых местах уже не казался столь прочным, как месяц назад, поэтому к месту выбора зоны соревнований отнеслись серьезно, чтобы никто, не дай бог, не провалился.
Соревнования проходили вне каких-либо графиков рыболовного общества, даже, не столько это были соревнования, сколько тренировка, поэтому разбили одну большую зону, куда блеснильщики и забежали после команды «Старт!» и принялись сверлить лунки и на все лады соблазнять рыбу своими приманками.
Согласно тогдашним правилам соревнований блеснильщиков, ловить разрешалось в лунке, обозначенной флажком. Таких флажков у каждого спортсмена имелось по два, и это означало, что на одной лунке, рядом с которой находился флажок, он мог ловить, а другая, обозначенная флажком, считалась запасной. И спортсмены-конкуренты не имели права не только ее занимать, но даже сверлить свои лунки и ловить ближе пяти метров.
Имелось немало тактических приемов, благодаря которым можно было удерживать за собой перспективное место, к примеру, просверлить лунку немногим менее пяти метров от угла зоны, тем самым, обеспечив себе почти десятиметровый участок ловли, одновременно отрезав его от соперников. Правда, такая тактика больше годилась для соревнований мормышечников, которые использовали прикормку, а значит, могли переманить рыбу от чужой лунки к своей. Блеснильщикам же прикармливать, и даже подсаживать на крючок естественную насадку запрещалось, поэтому побеждали, как правило, те, кто быстрее других находил уловистое место, и у кого лучше работали приманки.
Кстати, в те времена приманки, то есть блесны, каждый спортсмен изготавливал себе сам. В малочисленных тогда рыболовных магазинах арсенал зимних блесен был до неприличия мал, и то из всех них хоть какого-то уважения заслуживали лишь две: «Гвоздик» и «Блесна зимняя №2». Остальные – ни на что не годились. Поэтому и приходилось рыбачкам отравлять запахом канифоли воздух в своих квартирах, припаивая крючочки оловом к заготовленным заранее «рубашкам», а потом обрабатывать блесенки надфилем, поверяя их игру в наполненных водой ваннах, чтобы затем, на водоеме было чем возбуждать аппетит у привередливых окуньков, щук, да судаков. Мастерил блесны и Серега Костиков и даже давал каждой новой серии названия: «Шуба – 1», «Шуба – 2» и так далее. Самую же уловистую свою серию блесен он назвал «Супер-Шуба».
Вот на одну из этих супер-шуб и начал ловить Шуба после того, как просверлил пяток лунок в дальнем углу зоны. Не напрасно, ох не напрасно корпел он вечерами с паяльником в руках над своими «шубами»! И пусть его блесны не имели, что называется, товарного вида, зато уже после третьего взмаха удильником ниппельная резинка, служившая кивком, вздрогнула, и вот уже первый сорокаграммовый окунек трепыхается на остром крючке!
Уйти от нуля в самом начале соревнований, как сказал бы вождь пролетариата: «Архиважно!» Тем более, если сразу за первым окуньком клюет второй, покрупнее, за ним – третий, четвертый… А вот пятый окунь сошел! И лунка, как это часто бывает, сразу перестала работать. И еще две лунки оказались пустыми. Зато луночка, просверленная в самом углу зоны, порадовала уверенной поклевочкой, и еще один окунь перекочевал в ящик рыболова.
Цепким взглядом спортсмена Шуба окинул зону, по которой распределились друзья-соперники. Как и следовало ожидать, большинство приткнулось к тому краю, где ловил Шуба. Здесь походило русло, где так любит держаться рыба, и по идее, здесь и следовало ловить оставшееся время соревнований.
Примечательным было и то, что уже за линией зоны над лунками сидели несколько рыбачков-мормышечников, которые, не обращая внимания на спортсменов, вовсю таскали плотву и подлещика. Эх, если бы и в самом деле не обращали внимания!
От группы тех самых мормышечников вдруг отделился один рыболов и с коловоротом через плечо прямиком направился к Шубе, у которого сразу екнуло сердце. Гену Геныча Шуба узнал бы из сотни!
Надо сказать, что была у этого добычливого рыболова одна особенность характера – стоило Гене Генычу принять хотя бы пятьдесят граммов спиртного, как у него в буквальном смысле слова, развязывался язык. И выражалось это в том, что дядя Гена мог раз десять подряд поздороваться, или раз пятнадцать сообщить, сколько он наловил накануне рыбы, или бессчетное количество раз вспомнить и пересказать, какой-нибудь рыбацкий случай…
Звучало это примерно так: «О, Костиков, Шуба, кого я вижу! Шуба, Шуба, Шуба, кого я вижу! Ну, здравствуй, Шуба, здравствуй, здравствуй, Шуба. Костиков? Шуба? Кого я вижу, надо же! Ну, здравствуй, здравствуй, здравствуй. Шуба, надо же, Шуба…»
Или вот так: «Я вчера поймал! Пойма-а-ал! Ты, знаешь, кого я вчера поймал? О-о-о! Я вчера леща поймал, вот такого леща! Знаешь, какого леща? ВОТ ТАКОГО!!! Да, я поймал. Леща! Представляешь, какого я вчера леща поймал?! Вот такого леща я вчера поймал…» И так далее, и тому подобное…
И не приведи господь, с дядей Геной выпить спиртного и сидеть за одним столом, а еще больше не приведи – возвращаться в Москву в одной машине. Подвыпивший Гена Геныч не умолкал всю дорогу, в очередной, сто первый раз, пересказывая свои истории. И спасением от этих разговоров было либо срочно догнаться водкой, чтобы отрубиться в машине и не просыпаться до дома, либо довести до состояния сна самого дядю Гену, чтобы водитель, который тоже человек, мог спокойно машину вести…
– О, Шуба! – закричал еще издалека дядя Гена. – Как дела, Шуба, клюет?
Хотел, было, Серега сразу помчаться в противоположный край зоны, но слишком жаль было покидать уловистые лунки, на которых, кстати, продолжались поклевки. Пока дядя Гена приближался, повернувшийся к нему спиной Шуба, успел трех хороших окуней поймать. Что, впрочем, все равно от глаз бдительного Гены Геныча не укрылось.
– Что, Шуба, ловишь? Ловишь окуней? Молоде-е-ец! Ловишь окуней. Молодец, Шуба…
– Дядя, Гена, ты достал! – бросил через плечо Шуба. – Хватит орать!
– А я не ору, я не ору, – покладисто ответил тот. – Вы же соревнуетесь, вот я и не ору. Чтобы не мешать…
Услыхав шум работающего коловорота, Шуба оглянулся и едва не свалился с ящика:
– Ты, что, подальше забуриться не мог?! – теперь уже он заорал на дядю Гену, который, ничтоже сумняшеся, сверлил лунку метрах в шести от края зоны.
– Понимаешь, Шуба, здесь как раз русло проходит, и рыбонька держится. На русле она держится, понимаешь, Шуба, на русле. Я понапрасну шуметь не буду, одну луночку просверлю и все. Если рыбонька здесь есть, я и с одной лунки наловлю. Потому как, Шуба, на русле она должна быть, на русле…
– Тьфу, ты, – плюнул в сердцах Шуба и постарался сосредоточиться на ловле.
Но, какой там! Разве можно сосредоточиться, когда под боком рыбачит говорливый Гена Геныч. Он комментировал буквально каждое свое действие: как расчищает лунку от ледяной крошки и как ее прикармливает, как насаживает на крючок мотыля и опускает мормышку в воду, как подсекает и вываживает рыбу… Хорошо, хоть комментировал не во весь голос, а так, бурчал себе под нос. До тех пор, пока вдруг не завопил на весь водоем:
– Ах, ты-ы-ы! Мормышку уронил! Уронил и потерял! Потерял мормышечку-у-у… Слышь, Шуба, на старой-то мормышке крючок сломался, я хотел новую привязать, достал и уронил, уронил. Слышь, Шуба, уронил я мормышку, и потерял, потерял, потерял, мормышечку потерял… Ну, как же так? Только достал и сразу потерял! Ах, ты-ы-ы-ы, потерял… Главное, только достал, даже привязать не успел и потерял, а, Шуба?
– Достал ты уже! – огрызнулся Серега Костиков и переместился на ту лунку, где поймал первых окуней. Она и «отдохнуть» успела, и от дяди Гены была подальше. К тому же, как заметил Шуба, на только что покинутой лунке клев, как отрезало: наверняка окунь, что крутился под ней, привлеченный игрой «Супер-шубы», убежал, соблазнившись прикормкой, которую щедро сыпанул в свою лунку мормышечник Гена Геныч.
А тот некоторое время продолжал сокрушаться по поводу утерянной мормышки, как вдруг водоем потряс новый вопль:
– Наше-е-е-ел! Нашел мормышку-то, нашел! Слышь, Шуба, нашел я мормышечку. Главное, сначала потерял, а теперь вот нашел. Ты смотри-и-и!
– Неужели нашел? – зачем-то переспросил Шуба и тут же об этом пожалел. Потому как Гена Геныч по новой завел старую песню, не обращая внимания на доносившийся со всех сторон смех соревнующихся рыболовов:
– Представляешь, Шуба, нашел! Главное, сначала потерял. У старой мормышки крючок сломался, и я новую достал, хотел перевязать и утонил. Ах, ты-ы-ы-ы, уронил и потерял. И стал искать…
Не в силах больше терпеть подобного издевательства, Шуба смотал удочку, подхватил свой ящик и один из флажков (второй на всякий случай оставил в самом углу) и со всех ног помчался в противоположный, дальний от дяди Гены, край зоны.
Там, правда, ловля особо не заладилась. Поклевочки, конечно, случались, но не так часто, как хотелось бы, да и окуньки попадались, не в пример, мельче. За несколько мнут до финиша Шуба все-таки вернулся на место, с которого начал ловлю и запоздало обнаружил, что окунек там продолжает брать. А рядом с единственной лункой Гены Геныча вообще красовалась целая гора рыбы. Эх, не надо было Шубе оттуда уходить, не надо…
Соревнования закончились, разочарованный Серега Костиков сдал судьям свой не очень крупный улов и стал собираться на базу: сматывать удочки, убирать в ящик флажки, отбивать с коловорота лед…
– Шуба, – послышался сзади до боли знакомый голос, – ты погляди, сколько я рыбы поймал! Ты погляди, погляди, сколько рыбоньки. И все с одной лунки. Ты понял, Шуба, все с одной лунки поймал!
– Ага, ты поймал, а я из-за тебя пролетел, – проворчал Серега, глядя, как Гена Геныч запихивает плотву и окуней в объемистый пакет.
– Да не расстраивайся ты, Шуба! Не расстраивайся, давай, лучше выпьем. Давай, выпьем. И не расстраивайся. Я не расстраиваюсь. Видишь, сколько рыбоньки поймал, – говорил дядя Гена, доставая из ящика фляжечку, две деревянные стопки и нехитрую снедь…
– Нет, дядя Гена, если уж пить, то на базе, – возразил Серега. И чтобы не слышать дальнейших упрашиваний, спросил:
– Так, потерял, говоришь мормышку-то?
– Да! – с непередаваемой радостью человека, обретшего благодарного слушателя, воскликнул дядя Гена. – Представляешь?! Сначала потерял, а потом нашел. Главное, собрался старую мормышку заменить, у которой крючок…
– Ой, дядя Гена, – прервал докучливого рассказчика Шуба, – извини, я все соревнования терпел, мне срочно до кустиков добежать надо!
И ничего больше не слушая, Серега Костиков посеменил к берегу, не столько действительно по нужде, сколько с целью избавиться от надоевшего Гены Геныча. Вот только до берега Шуба не добежал. Ледяная твердь под ним вдруг перестала быть таковой, и Серега ухнулся в образовавшуюся яму. Да не просто ухнулся, а погрузился в льдистое месиво с головой и даже дна ногами не достал.
Вынырнув, сначала рванулся вперед в надежде опереться на крепкую ледяную поверхность, но руки не нашли опоры, Серега повернул налево, но и там лед не держал. В голове вспыхнули воспоминания «правил поведения для провалившихся под лед», одно из которых гласило, что выбираться надо в ту сторону, откуда пришел. Отчаянно заработав руками и ногами, Шуба развернулся и постарался выполнить «правила», но одно дело их помнить и совсем другое – применять на практике. Особенно, когда сапоги, штаны и намокшая шуба двукратно утяжелили твой вес, и когда лед с той стороны, откуда пришел, оказался таким же предательски-ненадежным!
– Шуба, Шуба, не волнуйся, я сейчас помогу, сейчас помогу! – услышал Серега голос дяди Гены и увидел его, бегущего почему-то не к нему на помощь, а куда-то в сторону.
– Ты не волнуйся, Шуба, не волнуйся! – продолжая кричать, дядя Гена подхватил валявшуюся на льду жердину и теперь уже бежал к барахтающемуся в полынье рыбаку.
– Близко не подбегай! – в свою очередь, закричал спасателю Серега Костиков. – Ложись и ползком, ползком…
Услышал его дядя Гена, или не услышал, но действовал в дальнейшем очень грамотно: метров за пять до полыньи лег на лед, выдвинул вперед жердину (скорее всего, именно для подобных целей и предназначавшуюся) и, опираясь на локти, пополз вперед. Шуба тоже не бездействовал и, как только смог дотянуться до кончика жердины и ухватиться за него пальцами, с утроенной силой забултыхал ногами и, наконец, оказался на твердом льду. А затем вместе с дядей Геной подальше отполз от опасного места…
– Я, главное, гляжу, Шуба только что был, и вот его уже нет. Провалился Шуба-то! – некоторое время спустя, комментировал события дядя Гена рыболовам, собравшимся в комнате, где отогревался после купания Серега Костиков. – Ну, думаю, доставать надо Шубу-то. Провалился он под лед, значит – доставать его надо. Вот я и побежал…
Шуба и сам, наверное, заразившись от Гены Геныча, вот уже несколько раз пересказал слушателям свои ощущения во время вынужденного купания. Успел он и обтереться полезным напитком снаружи, и несколько раз согреться им же изнутри. Ну а про «согревания» дяди Гены и говорить было нечего, а уж если говорить, то в скором времени оба, что называется, «дошли до самой настоящей кондиции».
Видя это, понятливые рыболовы, решили им больше не мешать и оставили отдыхать. Благо, на следующий день многие собирались «сесть дяди Гене на хвоста», чтобы тот (хорошенько выспавшийся) сумел показать место, где сегодня наворочал столько рыбы. Согревшийся и порядком захмелевший Серега Костиков блаженно прикрыл глаза, но уснуть не удавалось. И все потому, что Гена Геныч то ли во сне, то ли наяву никак не унимался, рассказывая то про потерянную, а затем найденную мормышечку, то про пойманную с одной лунки рыбоньку, то про спасение Шубы…
– Дядя Гена, а ведь ты меня достал! – наконец, подскочил на кровати Шуба, прервав его тираду. И, словно спохватившись, пояснил:
– Нет, не в плане, что достал своими бесконечными разговорами, а в плане того, что жизнь мне спас, из полыньи вытащив.
– Да! – моментально откликнулся дядя Гена. – Я, главное, гляжу, что ты провалился, ну, думаю, Шуба провалился! И я думаю, доставать Шубу-то надо…
– Ох, дядя Гена, – вздохнул Серега Костиков, вновь откидываясь на подушку и закрывая глаза. – Как же ты меня достал…

Евгений Константинов